Это была она, знаменитая Сивилла Кумская, которая предсказала Троянскую войну, судьбу Энея, легендарного основателя Рима, будущее его потомков и даже, как говорят, пришествие Христа. Родом она была из Эритреи и в юности, говорят, обладала удивительной красотой. Аполлон пленился ее прелестями, а она потребовала от него столько лет жизни, сколько песчинок на эрит-рейском взморье. Аполлон был простодушен, Сивилла — изворотлива. Она осталась девственницей, но обиженный бог велел ей убраться подальше: только вдали от родной земли его «подарок» обретал силу.
Так Сивилла оказалась в Кумах. Она не слишком еще состарилась, когда в городе, ставшем для нее новой родиной, ее посетил Эней. Он покинул горящую Трою, долго скитался по морю, снискал любовь карфагенской царицы Дидоны, оставил ее и вот приплыл к италийским берегам. (Все это ему еще раньше предсказала троянская Кассандра. Ей, правда, никто никогда не верил, не оказался исключением и Эней). Теперь все сбылось, и «илионский беженец» пришел к Сивилле. Она удовлетворила его любопытство и даже сводила «на экскурсию» в царство мертвых. Все ее утешительные обещания оправдались: потомки Энея крепко держали в руках римскую власть. Недаром Гай Юлий Цезарь вел свой род от Юла, сына Энея.
Одно поколение сменяло другое, только Сивилла не знала смерти. Она одряхлела и уже не показывалась людям, вещая из глубины своей пещеры. Увы, поздно она поняла свою ошибку: требуя нескончаемой жизни, она забыла попросить у бога и вечной юности.
Куманские жители, в конце концов, сжалились над изможденной годами старухой и привезли ей горсть эритрейской земли. Увидев столь памятный ей песок, Сивилла испустила дух.
Однако голос ее продолжал звучать в куманском гроте, а купленные Тарквинием книги — лежать в пещере под Капитолийским холмом. К ним были приставлены специальные жрецы, в чьи обязанности входило не только охранять бесценную реликвию, но и толковать. К священным книгам обращались за советом в случае особой опасности для Рима или при туманных и зловещих знамениях. Тех же, кто осмеливался разглашать их содержание, зашивали в мешок и бросали в Тибр. Поскольку считалось, что устами Сивиллы говорит сам Апполон, именно он оказался первым из греческих богов, покоривших римское царство.
Никакой закон не принимался, никакой обряд не осуществлялся в Риме без того, чтоб не заручится мнением «Книги судеб», как называли сивиллино наследие. Надо заметить, что этот случаи по-своему уникален. Римляне часто предсказывали будущее по ударам грома, полету птиц и другим знамениям или наблюдая за внутренностями жертвенных животных. Оракулов, в отличие от греков, они не уважали. Сивилла оказалась исключением.
В 83 г. До н.э. На Капитолии случился пожар, и драгоценные книги были уничтожены. Может быть, закат великой империи начался именно с этого пепелища. Во всяком случае, государственные мужи сим происшествием были весьма встревожены и постарались, по мере возможности, поправить дело. Уже через семь лет специальное посольство было направлено сенатом в малоазий-скую Эритрею, и вскоре около тысячи стихов, якобы, списанных частными лицами из «Книги судеб», было доставлено в Рим. Помимо Эритреи, любознательные коллекционеры отыскались и на Самосе, и в Африке, и на Сицилии. Были ли восстановлены утраченные тексты, неизвестно, но то, что в результате проведенных изысканий появилось много новых «откровений», непреложный факт: ведь собранные пророчества на сей раз составили 12 книг.
Конечно, сивиллина мудрость, обрывки которой вдруг стали искать по всем закоулкам италийских колоний, утратив тайну, почти потеряла и авторитет. По рукам стали ходить «Сивиллины книги», в которых всегда можно было найти что-то к случаю. Неофициальных оракулов расплодилось так много, что уже Августу (жившему на рубеже старой и новой эр) пришлось принимать меры по устранению «подрывной» литературы: греческие и латинские пророческие книги были у населения изъяты и сожжены.
Совершенно неожиданно для властей даже в новый «канонический» текст священных книг закрались довольно сомнительные высказывания. То тут, то там встречались порицания Рима и пророчества о его скором и катастрофическом конце. Сивилла, состоящая на «государственной службе», нежданно оказалась едва ли не диссиденткой. Да и можно ли было ожидать от нее иного? Ее новые откровения были собраны в тех местах, где давно уже зрело недовольство Римом. Говорили о приходе новых царей, о смерти старых богов, и сивилла каждой страницей своих книг это подтверждала.
Еще «при жизни» Сивиллы у нее появились конкурентки. Они, впрочем, как гласит предание, на месте не сидели, а бродили по землям Средиземноморья и вдохновенно рассказывали народу относительно близкого и отдаленного будущего.
Шло время, и сивиллам (пусть не лично, а при посредстве своих текстов) пришлось столкнуться с христианством, взаимоотношения складывались непросто. В 405 году, когда новая религия набирала силу, римский полководец и фактический правитель западной части империи Стилихон, посчитав «Сивиллины книги» пережитком предал их огню. Так они были «уволены» с государственной службы в имперском Риме, но вскоре обрели весьма могущественного покровителя и более чем почетную должность.
Священные тексты исчезли из Капитолия, но, невзирая на усердие римских «чистоплюев», в избытке бродили «по рукам». Уже в начале IV в. Они входили в состав разнообразных древних трактатов, а в VI в. «организовались» в общий корпус «Сивиллиных книг», которые дожили и до нашего времени. Казалось бы, как они могли прийтись ко двору новой религии? Однако дело оказалось сложнее. Безымянные составители находили в них явные пророчества о Божественной и Животворящей Троице, о пришествии Христа, его чудесах и воскресении, о будущем Страшном суде. Как водится, отыскались свидетельства и о том, что к одной из сивилл — Тибуртинской — в свое время пришел за советом император Август. Римский сенат как раз постановил праздновать апофеоз -обожествление римского императора, и тот спросил прорицательницу, соглашаться ли ему на это. В ответ она предсказала приход младенца, который будет могущественнее римских богов. Небеса разверзлись, и Август узрел Деву Марию с Христом на руках. Этот эпизод позднее встречался в христианской живописи: императора изображали снимающим свою корону в знак преклонения перед истинным Богом.
Вообще европейская живопись оказалась к сивиллам благосклонна. Дюжина древних вещуний увековечена рукою Микеланджело на фресках Сикстинской капеллы в Ватикане. С ними соседствуют и. Двенадцать ветхозаветных пророков. Кстати, это неожиданное соседство напоминает о той роли, которую уготовила сивиллам средневековая западная Церковь. Тогда как пророки оказались мостом между иудейской религией и христианством, сивиллам выпала честь связать с христианской эпохой греко-римский мир. С чем они и справились не без пользы для себя.
Оксана ЮСОВА