Я свернул с Рю-де-Бе и почти сразу почувствовал запах мертвечины. Вначале запах был тяжелым и сырым — так пахнет свежая убоина. Потом стал густым и сладким — так пахнет брошенный под солнцем труп. Где-то здесь, на окраине Ломе, в путанице лучеобразно расходящихся улиц района Акодессева, находился самый крупный в Западной Африке marche des feticheurs — рынок знахарей. За охранными амулетами гри-гри и сырьем для снадобий сюда приезжали даже из Бенина и Нигерии. Запах вползал в нос, как трупный червь.
И тут я увидел буйволиный череп. Пыльная, истрепанная плоть свисала с него, как мох с тропических деревьев. В его черных глазницах вяло дрались разморенные жарой мухи. Рядом на пыльной земле лежали оскаленные обезьяньи черепа. Тонкая высушенная кожа обтягивала их, как вакуумная оболочка. Их мертвые веки были плотно сомкнуты в тонкие линии.
Чуть дальше под пляжным зонтом сидел продавец. У его ног покупатели перебирали пестрых высушенных птиц. Было жарко. Продавец посмотрел на меня и поманил пальцем. Не покидая тень, он порылся в ящике и достал из него несколько деревянных кукол. Их черные тела покрывали вбитые наполовину гвозди, а лица выражали предсмертные муки.
«Сувениры», — предложил он, но я помотал головой.
«Я из Бенина. А ты?» Я сказал, и бенинец отложил кукол в сторону.
«Европейцы, — сказал он, — ищут такие сувениры. Они уверены, что вуду несет зло. Но черное вуду есть только у них — на Гаити и в США. Они помешались от денег, и если им заплатить, они пошлют проклятие на любого. Узнают твое имя, произнесут его над стрелой и пошлют ее вслед солнцу. Знаешь зачем?»
«Зачем?» — спросил я.
«Солнце бывает везде, — сказал бенинец. — Проклятье найдет тебя».
Он вышел из-под зонта и подошел к куче шкур, сбрызнутых чем-то густым и черным.
«У них — магия, — сказал бенинец. — А у нас — медицина». Он порылся в шкурах и поднял одну — с длинными звенящими иглами.
«Дикобраз, — сказал он. — Помогает от астмы. Нужно истереть ее в порошок, размешать в меду или в роме и пить по три ложки в день. Два месяца — и астмы нет». Он протянул мне шкуру. Она была сухая и ломкая, как тонкий картон.
«Мы никого не убиваем, — сказал бенинец. — Все привозят. Иногда я даже не знаю откуда». Он присел перед кучей мертвых тел, и в руках у него оказался высушенный хомяк. Блеснул пыльный мех.
«Ты знаешь, что это?» — спросил бенинец. «Хомяк», сказал я. «Не слышал такого слова, — сказал бенинец. — Как оно пишется?» Я присел и написал на песке слово hamster. Бенинец кивнул и принялся поспешно стирать буквы ногой.
Впереди длинными рядами лежали высушенные под солнцем мертвые животные — сырье для амулетов и волшебных порошков. Между рядами бродили озабоченные покупатели. Уставшие от жары продавцы сидели в тени зонтов и навесов.
Бенинец положил хомяка на землю и вытер со лба пот. Экскурсия закончилась, и теперь нужно было дать ему пять тысяч франков. Именно столько здесь берут с европейцев за небольшой рассказ. У меня было очень мало денег, но все же я полез в карман. Потому что солнце действительно бывает везде.